— Они опровергают это?
— Да, и много лет подряд. Однако они вынуждены признать, что хотя бы в отдельных случаях ответственность несут они. Дело в том, что мы всё ещё слишком мало знаем. Мы видим только повреждения у мёртвых китов, и каждый выстраивает свои теории. Фенвик, например, верит, что подводные шумы могут привести к коллективному безумию.
— Глупости, — прорычал Эневек. — Шум лишает животных ориентации. Они выбрасываются на берег, но не нападают на корабли.
— А я нахожу теорию Фенвика заслуживающей рассмотрения, — сказала Делавэр.
— Да?
— Конечно! У животных помрачается сознание. Сперва у некоторых, потом по типу массового психоза — всё больше.
— Лисия, не говори ерунды! Мы знаем о клюворылых дельфинах, которые выбросились на Канарах после того, как НАТО провело там свои пиф-паф. Вряд ли отыщется другое животное, настолько же чувствительное к шумам, как клюворылые дельфины. Ясно, что они свихнулись. В панике они бегут от шума в чужеродную стихию.
— Или нападают на возмутителя, — упрямо добавила Делавэр.
— Какого возмутителя? На надувную лодку с подвесным мотором? Какой же от неё шум?
— Но есть ведь и другие шумы. Подводные взрывы.
— Но это не здесь. Кроме того, киты выбрасывались на берег и сотни лет назад. В том числе и в Британской Колумбии. Сохранились старинные предания. У индейцев что, тоже был сонар?
— Какое отношение всё это имеет к нашей теме?
— Большое. Любой бездумный человек запросто может приплести идеологию к выбросу китов на берег и…
— Это я-то бездумный человек? — Делавэр гневно сверкнула на него глазами.
— Единственное, что я хочу сказать, это то, что массовые выбрасывания китов не обязательно связаны с искусственно произведённым шумом. И наоборот, шум, может быть, приводит не только к выбрасываниям.
— Эй! — Пальм поднял руки. — Вы напрасно спорите. Сам Фенвик находит свою теорию шумов несколько дырковатой. О’кей, он сторонник коллективного безумия, но… Да вы меня слушаете?
Они посмотрели на него.
— Итак, — продолжал Пальм, убедившись в их безраздельном внимании. — Фенвик и Оливейра нашли этот коагулят и пришли к заключению о деформациях, вызванных внешним воздействием. С виду они похожи на кровоизлияния и поначалу принимались за кровоизлияния. Потом они изолировали эти сгустки и подвергли их обычной процедуре и тут обнаружили, что субстанция всего лишь пропитана кровью кита. Само же вещество представляет собой бесцветную массу, которая на воздухе быстро разлагается. Большая часть была уже непригодна для исследования. — Пальм нагнулся вперёд. — Но кое-что они всё же смогли проанализировать. И результаты оказались те же, что были получены несколько недель назад. Они там, в Нанаймо, уже видели вещество, которое было извлечено из головы китов.
Эневек секунду молчал.
— И что же это? — спросил он охрипшим голосом.
— То же самое, что ты нашёл среди моллюсков на корпусе «Королевы барьеров».
— Вещество из мозга китов и с корпуса сухогруза…
— Идентично. Одна и та же субстанция. Органическая материя.
— Чужеродный организм, — пробормотал Эневек.
— Что-то нездешнее, да.
Эневек чувствовал себя измотанным, хотя пробыл на ногах всего несколько часов. Они вернулись с Делавэр в Тофино, и он с трудом поднялся по деревянному трапу на пирс: болело колено. Оно мешало ему думать и действовать.
Он прихромал в опустевший зал ожидания «Китовой станции», взял из холодильника бутылку апельсинового сока и сел в кресло за стойкой. В голове его — безуспешно, как собака за хвостом, — бежали по кругу мысли.
Делавэр вошла вслед за ним и нерешительно огляделась.
— Возьми себе что-нибудь, — Эневек указал на холодильник.
— Тот кит, который сбил наш гидроплан… Он поранился, Леон. Может, даже погиб.
Эневек задумался:
— Да. Вероятно.
— Они делают это не добровольно, — сказала она.
Он включил портативный телевизор. Может, она сама уйдёт, не дожидаясь его просьбы. Он стыдился своего дурного расположения духа, но потребность побыть одному росла с каждой минутой.
— Можно задать тебе один личный вопрос?
Ну вот, опять! Эневек хотел было ответить резкостью, но сдержался:
— Задавай.
— Ты из племени мака?
Так вот о чём она хотела его спросить. Её занимает его внешность.
— Почему ты спрашиваешь?
— Перед взлётом гидроплана ты сказал Шумейкеру, что Грейвольф напортит своим отношениям с мака тем, что так ожесточённо выступает против охоты на китов.
— Нет. Я не мака. И слушай, Лисия, не обижайся на меня, но у меня сейчас нет настроения копаться в истории своих предков.
Она сжала губы в ниточку.
— Хорошо.
— Я позвоню тебе, как только Форд объявится. — Он криво улыбнулся: — Или ты мне позвонишь. Может, он снова будет звонить тебе, чтобы не разбудить меня.
Делавэр тряхнула своей рыжей шевелюрой и медленно направилась к двери. Там она остановилась.
— И ещё, — сказала она, не оборачиваясь. — Поблагодари Грейвольфа за то, что он спас тебе жизнь. Я-то была у него.
— Ты была у него? — воскликнул Эневек.
— Ты можешь питать к нему какие угодно чувства, но твоё спасибо он заслужил. Без него бы ты погиб.
С этими словами она вышла.
Эневек стукнул бутылкой о стол и тяжело вздохнул.
Поблагодарить. Грейвольфа.
Он так и сидел на станции, переключая каналы, пока не наткнулся на специальную передачу, посвящённую ситуации у берегов Британской Колумбии. В телестудии давала интервью женщина в военно-морской форме. Её чёрные, коротко остриженные волосы были гладко зачёсаны назад. Лицо строгой красоты носило азиатские черты. Возможно, китаянка. Нет, полукитаянка. Какая-то решающая мелочь не подходила ко всему остальному. Её глаза. Они были совсем не по-азиатски светлыми, голубыми.