Дрейфователь опустили к поверхности воды. Бауэр побежал к поручням и перегнулся вниз. Потом нетерпеливо помахал рукой, подзывая Уивер.
— Ну, идите же сюда. Здесь лучше видно. — Бауэр сияющими глазами смотрел на аппарат. — Я мечтаю о том, чтобы такие дрейфователи плавали во всех течениях. Мы бы тогда узнали невероятно много.
— А для чего эти два стеклянных шара?
— То есть как для чего? Ах, да. Для подъёмной силы. Чтобы дрейфователь вертикально парил в водяном столбе. Внизу у него груз, вверху пузыри, но главное — это штанга между ними. В ней вся начинка. Управляющая электроника, микроконтроллер, энергоснабжение. И гидрокомпенсатор. Разве это не замечательно? Гидрокомпенсатор!
— Было бы ещё замечательнее, если бы вы мне объяснили, что это такое.
— О, э-э… конечно. — Бауэр пощипал свою эспаньолку. — Мы много думали, как нам этот дрейфователь… Ну, дело вот в чём: жидкости практически несжимаемы, их не сдавить. Вода представляет собой исключение. Очень-то и её не спрессуешь, но как-то… эм-м… утрамбовать можно. И мы делаем это. Мы сжимаем её в штанге так, что там постоянный объём воды, но эта вода то лёгкая, то тяжёлая. Таким образом дрейфователь при том же объёме меняет свой вес.
— Гениально.
— Действительно! Мы можем программировать его так, что он всё делает сам: компрессию, декомпрессию, компрессию, декомпрессию, погружение, подъём, погружение — и всё совершенно без нашего участия… ну, разве не замечательно?
Уивер кивнула, глядя, как это продолговатое устройство погружается в серые волны.
— Дрейфователь может автономно плавать месяцы и годы, передавая акустические сигналы. Так мы можем определить его местонахождение и по нему реконструировать скорость и ход морских течений. А, он погружается. Ушёл.
Дрейфователь скрылся в море. Бауэр удовлетворённо кивнул.
— И куда он поплывёт теперь? — спросила Уивер.
— Боже мой, до чего вы настойчивы. Ну, хорошо, идёмте в лабораторию. Но я должен вас предостеречь. Результаты моей работы вызывают большую тревогу, мягко говоря…
— Мир любит, чтобы его тревожили, разве вы не слышали? Аномалии, нашествие медуз, кораблекрушения одно за другим, исчезновения людей. Так что вы окажетесь в хорошей компании.
— Да? — Бауэр покачал головой. — Вы правы. Я никогда толком не понимал, в чём состоит пресс-работа. Я всего лишь простой профессор. Для меня это слишком сложно.
Норвежское море, материковая окраина
— Чёрт! — простонал Стоун. — Это прорыв газа!
В контрольном помещении «Солнца» все взгляды были прикованы к монитору. Судя по всему, внизу разверзся ад. Борман сказал в микрофон:
— Немедленно уходим отсюда. В рубке, полный вперёд!
Лунд повернулась и выбежала из помещения. Йохансон поколебался, но последовал за ней. За ними другие. Началась суматоха. Йохансон выбежал на рабочую палубу, где матросы и техники под командованием Лунд подтаскивали холодильные ёмкости. Когда «Солнце» стало резко набирать ход, натянутый трос лебёдки задрожал.
Лунд увидела Йохансона и подбежала к нему.
— Что это было? — крикнул Йохансон.
— Мы наткнулись на газовый пузырь. Идём!
Она подвела его к ограждению борта. Хвистендаль, Стоун и Борман присоединились к ним. Два статойловских техника подошли к краю кормы, прямо под стрелу, и с любопытством заглядывали вниз. Борман заметил натянувшийся трос лебёдки.
— Что он там делает? — рявкнул он. — Почему этот идиот не остановит лебёдку?
Он оторвался от поручней и побежал назад, внутрь корабля.
В тот же момент море начало дико пениться. На поверхность вырывались крупные белые обломки. «Солнце» шло на полной скорости. Кто-то бежал по палубе к стреле, размахивая руками.
— Отойдите! — кричал он статойловцам. — Уйдите из-под стрелы!
Йохансон узнал его. Это был старший офицер, экипаж называл его Псом.
Потом всё произошло разом. Все оказались внутри кипящего и шипящего гейзера. Йохансон увидел очертания грейфера, показавшегося над поверхностью воды. Вокруг распространилась нестерпимая серная вонь. Корма «Солнца» просела, потом стальная пасть косо вырвалась из кипящего ада и гигантским маятником качнулась к корме. Один из двух статойловцев, увидев стремительно надвигающийся грейфер, бросился на пол, а второй, в ужасе раскрыв глаза, нерешительно отступил — и пошатнулся.
Пёс подскочил к нему и попытался притянуть его к полу, но не успел. Многотонная пасть грейфера с размаху ударила мужчину, и тот пролетел несколько метров по воздуху, потом рухнул на палубу, проехал по ней и остался лежать на спине.
— Проклятье! — воскликнула Лунд.
Они с Йохансоном одновременно бросились к бездвижному телу. Старший офицер и члены экипажа склонились над ним. Пёс поднял голову:
— Никому не трогать его. Позвать врача.
Лунд тревожно кусала ногти. Йохансон знал, чего ей стоило быть обречённой на бездействие. Она подошла к грейферу. С него стекала грязь, он медленно останавливался.
— Открывайте! — крикнула она. — Всё, что ещё осталось, — в холодильные камеры.
Из моря всё ещё поднимались шипящие вонючие пузыри. Постепенно их становилось меньше. «Солнце» быстро уходило от места газового прорыва. Последние куски всплывшего метанового льда плавали на поверхности и распадались.
Грейфер со скрежетом раскрыл пасть и вывалил на палубу несколько центнеров льда и грязи. Вокруг бегали люди Бормана и матросы, стараясь как можно больше гидрата упрятать в жидкий азот. Азот дымился, гидрат шипел. Палуба была усеяна щетинистыми телами червей. Некоторые дрожали, извивались и высовывали свои хоботки. Но большинство не выдержало быстрого подъёма. Резкая смена температуры и давления убила их.