Стая - Страница 38

— И кое-что намотали на ус, — пробормотал Йохансон.

— Будем надеяться, — довершил Салинг.

— А я представлял вас иначе, — сказал Йохансон спустя несколько минут, пожимая руку Бормана. — В интернете у вас усы.

— Сбрил сегодня утром. — Борман потрогал свою верхнюю губу. — И даже по вашей вине.

— Как это?

— Я размышлял над вашими червями, стоя перед зеркалом. Червь ползал перед моим мысленным взором и совершал такое вращательное движение, которое моя рука с бритвой почему-то непроизвольно повторяла. Я невзначай сбрил уголок и принёс в жертву науке и остальное.

— Значит, ваши усы на моей совести, — повинился Йохансон.

— Не беспокойтесь. В экспедиции вырастут. На море все обрастают. Не знаю, правда, почему. Может быть, нам нужно походить на искателей приключений, чтобы не страдать морской болезнью? Идёмте в лабораторию. Хотите перед этим чашку кофе? Мы могли бы заглянуть в нашу столовую.

— Нет, мне не терпится увидеть. Кофе подождёт. А что, вы снова собираетесь в экспедицию?

— Осенью, — кивнул Борман, шагая по стеклянным переходам и коридорам. — Мы хотим исследовать субдукционные зоны и холодные источники Алеутов. Вам повезло, что застали меня в Киле. Я всего две недели назад вернулся из Антарктиды после почти восьми месяцев, проведённых в море. И на следующий же день позвонили вы.

— Что вы делали в Антарктиде восемь месяцев, если это уместно спросить?

— Зимовщиков морозил. Учёных и техников. Они высверливают изо льда стержни, из глубины четыреста пятьдесят метров. Разве это не удивительно? Этот древний лёд содержит климатическую историю последних семи тысяч лет!

Йохансон вспомнил сегодняшнего таксиста.

— На большинство людей это не производит никакого впечатления, — сказал он. — Они не понимают, как история климата поможет победить голод или выиграть в очередном чемпионате мира по футболу.

— В этом есть и наша вина. Наука большую часть времени замкнута на себя.

— Ваша сегодняшняя лекция не имела ничего общего с замкнутостью.

— Но я не знаю, есть ли толк от всей этой публичности, — сказал Борман, шагая вниз по лестнице. — Среди всеобщего отсутствия интереса даже дни открытых дверей мало чего могут изменить. Недавно был один такой день. Народу было не протолкнуться, но если бы вы потом спросили кого-нибудь, выделять ли нам следующие десять миллионов на исследования…

Йохансон помолчал. Потом сказал:

— Я думаю, проблема скорее в барьерах, которые отделяют нас, учёных, друг от друга. Как вы считаете?

— Потому что мы мало общаемся друг с другом?

— Да. Или взять науку и промышленность. Или науку и оборону. Все мало сообщаются друг с другом.

— Или наука и нефтяные концерны? — Борман посмотрел на него долгим взглядом.

Йохансон улыбнулся:

— Я здесь потому, что кому-то нужен ответ, — сказал он. — Но не для того, чтобы выжимать его из вас.

— Промышленность и оборона зависят от науки, нравится им это или нет, — сказал Салинг. — Мы-то как раз общаемся друг с другом. На мой взгляд, проблема в том, что мы не можем одинаково взглянуть на вещи.

— И не хотим!

— Правильно. То, что люди делают во льдах, может помочь победить голод. Но с таким же успехом может привести и к созданию нового оружия. Мы смотрим на одно и то же, а видим разное.

— И опускаем всё остальное. — Борман кивнул. — Эти черви, которых вы нам прислали, доктор Йохансон, как раз хороший пример. Я не знаю, будут ли из-за них поставлены под сомнение планы дальнейшего освоения континентального склона. Но я бы из осторожности отсоветовал им. Может, в этом и состоит главное различие между наукой и промышленностью. Мы говорим: пока неизвестно, какую роль играет этот червь, мы не можем рекомендовать им бурение. Промышленность же исходит из тех же предпосылок, но приходит к другим выводам.

— Пока неизвестно, какую роль играет этот червь, или он не играет никакой роли. — Йохансон посмотрел на него. — А как считаете вы? Играет он роль?

— Я пока не могу сказать. То, что вы нам прислали… ну, мягко говоря, это очень необычно.

Они дошли до тяжёлой стальной двери. Борман нажал выключатель на стене, и дверь бесшумно отодвинулась. В центре зала за дверью находился гигантский резервуар высотой с двухэтажный дом. В его стенки были равномерно встроены иллюминаторы. Стальные лестницы вели к галереям, расположенным по периметру резервуара. Вокруг было множество аппаратуры, связанной с ним трубопроводами.

Йохансон подошёл ближе.

Он видел в интернете снимки этой штуки, но оказался не готов к её размерам. При мысли, какое чудовищное давление царит внутри наполненного водой цилиндра, ему стало не по себе. Человек не выжил бы в таком давлении и минуты. Собственно, из-за этого резервуара Йохансон и прислал в институт города Киля партию червей. Это был глубоководный симулятор, — в нём заключался искусственно созданный мир с морским дном, континентальным склоном и шельфом.

Борман закрыл за собой дверь.

— Есть люди, которые сомневаются в смысле и цели этого сооружения, — сказал он. — Симулятор может лишь приблизительно передать картину происходящего, но это всё же лучше, чем всякий раз выезжать на места. Проблема океаногеологического исследования как состояла, так и состоит в том, что мы можем видеть лишь крошечные участки действительности. Но здесь мы в состоянии выработать хотя бы общие тезисы. Например, исследовать динамику гидратов метана при различных условиях.

— У вас там есть и гидраты?

— Мы неохотно говорим об этом. Промышленность предпочла бы, чтобы мы поставили симулятор целиком ей на службу. И мы, признаться, с удовольствием получили бы от промышленности деньги. Но мы не хотим лишить себя возможности свободных исследований.