— Но это и есть существа одного вида.
— Естественная норма мутации…
— Да что вы, какая норма! — Йохансон был растерян. — Это далеко за пределами нормы. Здесь — разные существа, все. Ни один геном не совпадает с другим.
— В любом случае это не нормальные амёбы.
— Нет. В них вообще нет ничего нормального.
— И что тогда?
— Не знаю, — он не отрываясь смотрел на результаты.
— Я тоже не знаю, — Оливейра протёрла глаза. — Я знаю только одно. Что в бутылке ещё кое-что осталось. И что мне это срочно необходимо.
Йохансон
Некоторое время они поплутали в банках данных, чтобы анализ последовательности ДНК желе сравнить с анализами, где-нибудь уже описанными. Оливейра сразу наткнулась на своё собственное сообщение от того дня, когда она исследовала желе из головы кита. Тогда она не обнаружила различий в следовании базовых пар.
— Надо было лучше смотреть, — ругалась она на себя.
— Может, вы бы и тогда на них не натолкнулись.
— Натолкнулась бы!
— Как бы вы могли заподозрить, что мы имеем дело со сплавом одноклеточных. Оставьте, Сью, это праздные речи. Лучше думайте вперёд.
Оливейра вздохнула:
— Да. Вы правы.
Она глянула на часы:
— О’кей, Сигур. Идите спать. Хоть вы поспите.
— А вы?
— Я поработаю. Хочу дознаться, не описан ли где-нибудь подобный хаос в ДНК.
— Мы могли бы разделить работу.
— Нет, правда, Сигур! Поспите! Мне сон всё равно не помогает. После сорока природа снабдила меня круглосуточными морщинами — хоть спи, хоть не спи. А вы идите и захватите с собой остатки этого замечательного вина, чтобы я не утопила в нём мою научную объективность.
Выйдя, он обнаружил, что совсем не хочет спать. За Полярным кругом ощущение времени терялось. Белая ночь продлевала день до бесконечности, прерываясь сумерками лишь на несколько часов.
Йохансон побрёл по пандусу вверх.
Размеры колоссального ангара терялись в тени. Там по-прежнему никого не было. Он глянул на то место, где они сидели, и убедился, что Рубин не мог их увидеть.
Но он-то видел Рубина!
Чего спать? Лучше он осмотрит ту стену поближе.
К его разочарованию, инспекция не дала результата. Он несколько раз обошёл стену, прощупал пальцами все заклёпанные стальные листы, все трубы и ящики. Оливейра была права: должно быть, ему привиделось.
— Но я не ошибся, — тихо сказал он сам себе, не спеша вернулся в кормовую часть ангара, сел на ящик, где они с Оливейра распивали вино, и стал ждать. Место было хорошее, с видом на море.
Он сделал глоток из горла.
Бордо согрело его. Веки постепенно начали тяжелеть. С каждой минутой они прибавляли в весе по нескольку граммов, пока у него не кончились силы удерживать их в поднятом состоянии.
И тут его спугнул тихий металлический скрежет.
Вначале он спросонья не понял, где находится. Небо над морем уже светлело. Он выпрямился и посмотрел на противоположную стену.
Часть её была открыта.
Йохансон сполз с ящика. В стене открылись квадратные ворота со стороной метра три. Светящийся проём выделялся на тёмной стене.
Взгляд его скользнул к пустой бутылке на ящике. Может, ему снится?
Он медленно двинулся к светлому квадрату. Подойдя ближе, он обнаружил за квадратом коридор с голыми стенами. Неоновые трубки излучали холодный свет. Через несколько метров коридор поворачивал за угол.
Йохансон заглянул туда и прислушался.
Оттуда доносились голоса. Он непроизвольно отступил назад и раздумывал, не лучше ли будет поскорее исчезнуть отсюда. Всё-таки, он на военном судне. Какие-то военные функции оно так или иначе выполняет. И гражданским совсем не обязательно совать туда нос.
Но тогда что там делал Рубин?
Нет уж! Пока не узнает, он не успокоится.
Йохансон шагнул вперёд.
«Иеремия», у Ла-Пальмы, Канары
Борман пробовал наслаждаться хорошей погодой, но ничего не получалось. Какое может быть наслаждение, когда на глубине 400 метров под тобой миллионы червей, нагруженные миллиардами бактерий, стремительно пробуриваются в гидратные разветвления на вулканическом конусе Ла-Пальмы.
Он пошёл по платформе к основной надстройке.
Прямоугольная палуба опиралась на массивные понтоны. На суше этот остров походил бы на увеличенный катамаран. Сейчас понтоны были частично затоплены — для устойчивости — и не видны под водой. Во фронтальной части вверх поднимались два могучих крана, на 3000 тонн каждый. С правого крана опускали отсасывающий хобот, другой кран держал подводную систему освещения с камерами — световой остров.
— Герраад! — Фрост бежал к Борману от одного из кранов. Борман давно предлагал ему для простоты называть его Герд, но Фрост настаивал на полной форме его имени.
Они вместе дошли до здания на корме и поднялись в контрольное помещение. Там было несколько человек из команды Фроста, техник от «Де-Бирс», а также Яан ван Маартен. Инженер выполнил обещанное чудо в кратчайший срок. Первый в истории человечества глубоководный червесос был готов к пуску.
— Хорошо, ребята, — протрубил Фрост, занимая место позади техников. — Бог в помощь. Покончим с делом здесь — и примемся за Гавайи. Вчера робот обнаружил там целую пропасть червей. После чего связь с ним оборвалась. Другие вулканические острова тоже подвергаются атаке, как я и думал. Но у злодеев нет никаких шансов! Очистим весь мир от этих отбросов!
— А там и за американский континентальный склон примемся? — тихо усмехнулся Борман.