— Косатки, — сказал Эневек, когда Йохансон подошёл к ним.
— Чего им надо?
Эневек сощурил глаза, защищаясь от колючих снежинок.
— Вот уже три часа кружат вокруг нас. О них оповестили дельфины. Я бы сказал, они за нами наблюдают.
Шанкар вышел из «острова» и присоединился к ним.
— Что случилось?
— Кто-то к нам присматривается, — сказала Кроув. — Может быть, это ответ?
— Странный ответ на математическую задачу, — сказал индус. — Я бы предпочёл пару уравнений.
Косатки держали дистанцию. Их было много — может быть, сотня. Время от времени они поднимали над волнами свои чёрные лоснящиеся спины. Это действительно походило на патрулирование.
— Могут они быть заражёнными? — спросил Йохансон. Эневек вытер с глаз растаявший снег:
— Могут.
— Скажите… — начал Грейвольф. — Если эта штука контролирует их мозг… Вдруг она может и нас видеть их глазами? И слышать?
— Ты прав, — сказал Эневек. — Она использует их органы чувств.
— Да. Таким образом эта слизь обретает глаза и уши.
Они продолжали смотреть в море. Кроув выдохнула в ледяной воздух дым, и его тут же растерзало ветром на клочки.
— Похоже, началось.
— Что началось? — спросила Ли.
— Силами начали мериться.
— Что ж, — тонкая улыбка пробежала по губам Ли. — Мы готовы ко всему.
— Ко всему, что знаем, — добавила Кроув.
Лаборатория
На обратном пути вниз — в сопровождении Рубина и Оливейра — Йохансон спросил себя, когда же психоз начал производить собственную реальность?
Родоначальником всего этого был он сам. А не он, так кто-нибудь другой всё равно выдвинул бы подобную теорию. Но факты уже подгонялись под гипотезу. Ну, увидели стадо косаток, эка невидаль! — и уже усмотрели в этом глаза и уши Чужих. Им теперь повсюду мерещились Чужие. Вот заслали в море послание и стали ждать контакта, который, может, никогда не состоится, потому что они напали на морской плесневой грибок.
День пятый. Фантазия, которая действует уже самостоятельно?
Мы ни к чему не придём, удручённо думал он. Блуждаем в темноте, залепив глаза теорией.
Они гулкими шагами спускались вниз по пандусу, миновали ангар и дошли до стальной двери лаборатории. Йохансон набрал цифровой код, и дверь с тихим шипением отодвинулась. Он включил свет. От симулятора доносилось гудение электрической системы.
Они поднялись на галерею, опоясывающую танк высокого давления, и подошли к большому овальному иллюминатору. Отсюда просматривалась вся внутренность симулятора. По дну в свете внутренних прожекторов были распределены белые тела крабов с паучьими ножками. Некоторые двигались — неуверенно и явно не ориентируясь: бегали по кругу или останавливались, не зная, надо ли идти и куда. Чем дальше от окна, тем труднее было разглядеть детали. Камеры, расположенные внутри, давали ближние снимки, перенося их на мониторы контрольного пульта.
— Ничего не изменилось со вчерашнего дня, — отметила Оливейра.
— Надо вскрыть парочку и посмотреть, что будет, — предложил Йохансон.
— Расщепить крабов?
— А что? Мы уже знаем, что под давлением они продолжают жить.
— Не жить, а прозябать, — поправила его Оливейра. — Мы даже не знаем, можно ли назвать это жизнью.
— Та штука внутри них живёт, — задумчиво сказал Рубин. — Всё прочее — не живее автомобиля.
— Согласна, — сказала Оливейра. — Но что с этой внутренней жизнью? Почему она ничего не предпринимает?
— А что она должна предпринять, по вашему мнению?
— Ну, бегать, — Оливейра пожала плечами. — Клешнями шевелить. Откуда я знаю. Вылезть из панциря. Посмотрите на этих тварей. Если они запрограммированы на то, чтобы высадиться на сушу, наделать там дел, а после этого околеть, то в этой ситуации они оказываются в затруднении. И никто не придёт, чтобы дать им новое распоряжение. Они на холостом ходу.
— Правильно, — нетерпеливо сказал Йохансон. — Они в летаргии и ведут себя, как детские игрушки на батарейках. Я согласен с Миком. Тела крабов выведены безжизненными, в них есть лишь немного нервной массы: пульт управления для пассажиров. И я бы хотел этих пассажиров высадить и посмотреть, как они поведут себя в глубоководных условиях.
— Хорошо, — кивнула Оливейра. — Начнём резню.
Они спустились с галереи и подошли к пульту управления. Компьютер давал возможность управлять несколькими роботами внутри танка. Йохансон выбрал маленький двухкомпонентный манипулятор-робот. Над пультом вспыхнули несколько высокоразрешающих мониторов. Один из них показывал внутренность симулятора.
— Сколько штук вскроем? — спросила Оливейра. Руки Йохансона скользнули по клавиатуре, и камера послушно изменила угол зрения.
— Как порцию устриц: не меньше дюжины, — сказал он.
Йохансон активировал управление, и один из роботов двинулся из своего угла внутри танка. Верхняя его часть была начинена техникой, внизу располагался короб с густыми сетчатыми стенками.
— Переключаюсь на сферу, — сказал Йохансон.
С полозьев, неподвижно зависших над крабами, выдвинулся красный шар размером с футбольный мяч и медленно приблизился к животным, ни одно из которых даже не пошевелилось. Нижняя часть шара раздвинулась, и оттуда показались две изящные многосуставные руки. У конца манипулятора вертелся арсенал инструментов, из которых Йохансон выбрал слева щипцы, а справа маленькую пилу. Руки Йохансона орудовали двумя джойстиками.
Щипцы двинулись вниз, подхватили одного краба под брюхо, зажали его со спины и подвинули ближе к объективу камеры. На мониторе отразился гигантский монстр. Пасть у него шевелилась, ножки дёргались, но клешни бессильно свисали вниз.