— Это не люди, Иджи.
— Об этом и речи нет. Но они часть того же мира. Как твои руки и ноги — части одного и того же тела. Битву за господство не выиграть. У битв не бывает ничего, кроме жертв. Кого же интересует, сколько живых существ делят между собой землю и кто кого разумнее? Научись понимать их, а не сражаться с ними.
— Звучит как христианская доктрина. Левая щека, правая щека.
— Нет, — хмыкнул Экезак. — Это совет шамана. У нас ведь всё ещё есть шаманы, но мы это не афишируем.
— Какой же шаман мне… — Эневек поднял брови: — Уж не ты ли?
Экезак пожал плечами и улыбнулся:
— Кто-то же должен заботиться о духовном состоянии. Смотри-ка!
К останкам разделанной туши кита подошёл крупный белый медведь и распугал птиц. Они летали вокруг и рассаживались на льду на почтительном расстоянии. Один буревестник то и дело кидался на захватчика сверху. Медведь не обращал на него внимания. Он был далеко от лагеря, и вахтенному не нужно было поднимать тревогу, но тот всё же поднял ружьё и внимательно следил за происходящим.
— Нанук, — сказал Экезак. — У него отличный нюх. Он всё чует. И нас тоже.
Эневек наблюдал за трапезой медведя. Ему не было страшно. Вскоре медведь насытился и пошёл прочь. Один раз обернулся, с любопытством посмотрел на лагерь и исчез за нагромождениями торосов.
— Видишь, как он неспешен, — прошептал дядя. — А ведь он умеет бегать, и ещё как! — Экезак опять хмыкнул, достал из кармана куртки маленькую скульптурную фигурку и положил её Эневеку на ладонь. — Я ждал этой минуты. Знаешь, каждому подарку своё время. Сейчас самое время отдать тебе это.
Эневек внимательно рассмотрел вещицу. Человеческое лицо с оперением волос, переходящим на затылке в голову птицы.
— Дух птицы?
— Да, — кивнул Экезак. — Его сделал Туну Шеркай, мой сосед. Очень известный скульптор, выставляется даже в Музее современного искусства. Возьми эту фигурку. Тебе многое предстоит. Она тебе понадобится, мальчик. Она будет направлять твои мысли в нужное русло, когда это настанет.
— Что настанет?
— Твоё сознание взлетит. — Экезак взмахнул руками и улыбнулся. — Но ты будешь далеко отсюда. И тебе может понадобиться посредник, который подскажет тебе, что видит дух птицы.
— Ты говоришь загадками.
— Такова привилегия шаманов.
В этот момент над ними низко пролетела птица.
— Розовая чайка! — восхищённо воскликнул Экезак. — Ну, считай, тебе повезло, Леон! Знаешь ли ты, что каждый год сюда съезжаются тысячи любителей птиц со всего мира, лишь бы только увидеть эту чайку? Такая она редкость. Нет, теперь ты можешь быть спокоен, правда. Духи подали тебе знак.
Позднее, когда они влезли в свои спальные мешки, Эневек заснул не сразу. Ночное солнце светило сквозь стенку палатки. Один раз он услышал предупредительный крик вахтенного: «Нанук, нанук!» Он думал о глубоком, чёрном Ледовитом океане под собой, и его бестелесные мысли, казалось, опускались под ледовую кору в неведомый мир. Спокойно дыша, он выплыл в море сна и очутился на плато громадного айсберга, гонимого волнами и ветром в сторону юга. В этом сне Эневек поднялся по узкой, заснеженной тропе на вершину айсберга и увидел, что там образовалось зелёное озерцо из талой воды. Насколько хватало глаз, вокруг простиралась зеркальная гладь синего моря. Айсберг растает, и Эневек опустится в это тихое море на дно жизни, где его ждёт загадка, которую он должен разгадать.
Фрост
Фрост, как обычно, был другого мнения.
Главные месторождения метана залегали, по оценкам добывающей индустрии, в Тихом океане вдоль западного побережья Северной Америки и у берегов Японии, а кроме того, в Охотском и Беринговом морях, дальше к северу в море Бофорта. В Атлантике под самым носом США. Большие запасы в Карибском море и перед Венесуэлой, и большая концентрация в области пролива Дрейка между Южной Америкой и Антарктидой. Известны были норвежские гидраты, а также существование запасов на востоке Средиземного моря и в Чёрном море.
И лишь у северо-западного побережья Африки их было мало. Особенно вокруг Канарских островов.
И этого Фрост никак не мог понять.
Потому что там из глубины поднималась холодная вода, густо приправленная питательными веществами для планктонных водорослей, которые, в свою очередь, создавали хорошую питательную базу для Канарских рыбных стай. Исходя из этого, у Канар должно было залегать изрядное количество гидрата — всюду, где обильно процветает органическая жизнь, рано или поздно на глубине образуется метан.
Проблема Канар состояла в том, что органическим остаткам живых существ некуда было отложиться. Миллионы лет назад острова возникли из вулканов, они круто вздымались со дна, словно башни: Тенерифе, Гран-Канария, Ла-Пальма, Гомера и Иерро. Все они вырастали из глубины в три — три с половиной километра, вулканические булавки, мимо которых органические останки проносились вихрем, вместо того чтобы осесть. Поэтому карты не показывали в области Канар запасов метана. Что, на взгляд Стэнли Фроста, было первой промашкой.
Во-вторых, он догадывался, что конусы вулканов, вершины которых торчали из воды в виде островов, далеко не так круты, как все считали. Разумеется, они были крутыми, но ведь не гладкими и не отвесными, как стены домов. Фрост достаточно много занимался возникновением и ростом вулканов, чтобы знать, что даже самый крутой конус имеет террасы и выступы. Он был твёрдо убеждён, что вокруг островов полно метана, просто до сих пор никто как следует не посмотрел. Этот гидрат залегал не пластами, а пронизывал камни сетью прожилок. На покрытых осадком выступах он есть в любом случае.