Небо полно звёзд. Кто-то зовёт его по имени. Зов слабо пробивается сквозь сугроб, и Эневек, разрываясь между ужасом и любопытством, робким шагом приближается к сугробу, но видит, что это два мёртвых тела, припорошённых снегом. Его родители.
Он смотрит на свой пакет, который стал совсем крохотным, и начинает его разворачивать, но внутри ничего нет.
Эневек медленно поворачивает голову и видит маленький покосившийся домик — скорее сарай из жести. Дверь болтается на петлях.
Его дом.
Нет, думает он. Нет! И плачет. Не может быть, чтобы это была его жизнь. Не так он себе её представлял!
Горе охватывает его. Рыдания разрывают грудь, заполняют весь мир, в котором он теперь совсем один.
Его комната в «Полярном домике».
Эневек сел в постели. Он дрожал всем телом. Будильник показывал 2:30. Он немного успокоился, открыл холодильник, достал пепси-колу и выпил её жадными глотками, стоя у окна.
Было безоблачно, но вместо безмерного звёздного неба над посёлком стояла белая ночь, и в её свете проступала тундра.
Эневек вдруг понял, как хороши краски тундры.
Он оделся, натянул шапку и вышел в светлую ночь. Он гулял, пока не утомился, а вернувшись, сбросил одежду прямо на пол, завалился в постель и заснул мёртвым сном.
Наутро он позвонил Экезаку:
— Хочешь со мной позавтракать?
Вопрос застал дядю врасплох.
— Мы с Мэри-Энн как раз завтракаем…
— Ну ладно.
— Нет, постой… Мы только начали. Почему бы тебе не зайти и не съесть с нами хорошую порцию яичницы с ветчиной?
— Хорошо. Сейчас буду.
Порция, которую перед ним поставила Мэри-Энн, оказалась более чем хорошей, но Эневек неустрашимо набросился на неё. Мэри-Энн сияла.
Так непривычно было — схватиться за руку помощи, протянутую ему Экезаком и его женой. Они втаскивали его назад, в семью.
Мэри-Энн убрала со стола и ушла за покупками. Экезак включил приёмник, минуту послушал и сказал:
— Это хорошо.
— Что хорошо?
— Хорошая погода на ближайшие дни. Их прогнозы надо делить на два, но даже если верна только половина, можно ехать в тундру.
— Вы собираетесь в тундру?
— Да, завтра хотели. А сегодня, если ты не против, мы могли бы что-нибудь предпринять вместе. Какие у тебя планы? Или ты хочешь улететь в Канаду прямо сейчас?
Старый лис обо всём догадался.
Эневек тщательно размешивал молоко в своём кофе.
— Честно говоря, вчера вечером я так и собирался поступить.
— А теперь?
Эневек пожал плечами:
— Не знаю толком. В Кейп-Дорсете мне просто не по себе, Иджи. Не сердись. Не то место, о котором вспоминаешь с радостью при таком…
— При таком отце, — довершил фразу дядя. Он погладил свои усы и кивнул: — Я удивляюсь, что ты вообще приехал. Ты 19 лет не давал о себе знать. И я теперь последний, кто у тебя остался из родни. Я позвонил, потому что считал важным сообщить тебе, но не надеялся, что мы тебя увидим.
— Сам не знаю, почему я приехал. Не то чтобы меня что-то тянуло сюда. Скорее, Ванкувер хотел от меня избавиться.
— Глупости.
— Но дело уж точно не в отце! Ты знаешь, что я слезинки по нём не пролью. — Это прозвучало излишне резко, но он не мог справиться с собой.
— Ты слишком строг.
— Он неправильно жил, Иджи!
Экезак посмотрел на него долгим взглядом.
— Да, Леон, твой отец жил неправильно. Но правильной жизни тогда и не было. Об этом ты забыл упомянуть.
Эневек молчал.
Его дядя неожиданно улыбнулся:
— А знаешь что? Хочу тебе предложить. Мы с Мэри-Энн собирались уехать уже сегодня вечером. На этот раз мы собрались в Понд-Инлет. Поедем с нами!
Эневек уставился на него:
— Вы же едете на несколько недель. Я не могу на столько. Да и не хочу.
— Ты через пару дней улетишь прямо оттуда.
— Слишком хлопотно, Иджи, я…
— Как ты мне надоел со своим «хлопотно». Чего тут хлопотного — всё уже готово, сел и поехал. К остальным присоединимся на месте. И для твоей цивилизованной задницы найдём местечко. — Он подмигнул. — Только не думай, что это будет развлекательная поездка. Тебе придётся наравне со всеми идти на медведя.
Предложение застало его врасплох. Опоздать в «Шато» на один день он мог. Но не на три и не на четыре. Что он скажет Ли?
С другой стороны, Ли сама дала ему понять, что он может оставаться, сколько понадобится.
Понд-Инлет. Три дня.
Не так уж и много.
— Тебе-то это зачем? — спросил он. Экезак засмеялся:
— Как это зачем? Хочу вернуть тебя домой.
В тундру…
В двух этих словах выражается вся жизненная философия эскимоса. Уехать в тундру — означает покинуть посёлок и провести летние дни в лагере, на берегу или у края льдов, чтобы добыть нарвала, тюленя или моржа и порыбачить. Добыча кита для собственных нужд инуит разрешалась. Брали с собой в тундру самое необходимое для выживания по ту сторону цивилизации — из одежды, снаряжения и орудий охоты, — грузили на сани или в лодки. Тундра — гигантская территория, по которой человек кочевал тысячелетиями, пока навязанное развитие не принудило его к осёдлой жизни.
В тундре нет понятия времени, и прочно установленный распорядок там не действует. Расстояния измеряются не километрами и не милями, а днями. Туда — два дня пути, туда — полдня, а то и весь день. Какой смысл говорить о пятидесяти километрах, если на пути могут возникнуть непредвиденные препятствия — ледяные торосы или провалы? Природа непредсказуема. В тундре живут исключительно настоящим временем, потому что следующий момент невозможно предвидеть. У тундры свой ритм, и ему подчиняешься. За тысячелетия кочевья эскимосы поняли, что в этом подчинении тундре и заключается господство над ней. До середины двадцатого века они кочевали по ней беспрепятственно, и такой образ жизни по-прежнему больше соответствует их природе, чем осёдлое пребывание на одном месте.