— Полностью.
— И вы им рассказали о наших предположениях?
— Они узнали, какие предположения у Вандербильта. Это невозможно было предотвратить.
Президент продолжал смеяться.
— Когда же вы наконец прекратите вашу маленькую войну против Вандербильта, — сказал он.
— Он сволочь.
— Но он делает своё дело. Вам же не замуж за него выходить.
— Да я бы вышла, если бы этого потребовала национальная безопасность, — раздражённо ответила Ли. — Но от этого я не стану думать так же, как он.
— Нет, разумеется.
— Вот вы бы разве вылезли в такой момент с незрелой гипотезой терроризма? А учёные теперь настроены на определённый ход мысли. Они пойдут на поводу у его теории вместо того, чтобы выдвигать свои.
Президент молчал. Ли прямо-таки слышала, как он размышляет. Он не любил самовольство, а Вандербильт поступил самовольно.
— Вы правы, Джуд. Наверное, ему следовало попридержать язык.
— Полностью с вами согласна, сэр.
— Хорошо. Поговорите с Вандербильтом.
— Поговорите с ним вы. Меня он не слушает. Я не могу запретить ему говорить, даже если он несёт чушь.
— Ладно. Поговорю.
Ли про себя улыбнулась.
— Разумеется, я бы не хотела, чтобы у Джека были из-за меня неприятности… — добавила она из чувства долга.
— Не беспокойтесь. Ну да чёрт с ним, с Вандербильтом. Вы-то сами как думаете? Справится ли с делом этот ваш академический паноптикум? Какое впечатление произвели на вас все эти типы?
— Все высшей квалификации.
— А кто-нибудь обратил на себя ваше особое внимание?
— Один норвежец. Сигур Йохансон, молекулярный биолог. Я ещё не знаю, что в нём особенного, но у него есть собственный взгляд на вещи.
Президент что-то сказал кому-то через плечо. Ли повысила скорость беговой дорожки.
— Я, кстати, только что разговаривал по телефону с норвежским министром внутренних дел, — сказал он. — Они там не знают, за что хвататься. Разумеется, они приветствуют инициативу Евросоюза, но предпочли бы, как мне показалось, чтобы США были с ними в одной лодке. Немцы, впрочем, того же мнения, из-за обмена ноу-хау и всё такое. Они предлагают глобальную комиссию с широкими полномочиями, которая объединит все силы.
— И кто должен её возглавить?
— Германский канцлер предлагает ООН.
— В самом деле? Хм.
— Мне кажется, это неплохое предложение.
— Нет, это даже очень хорошее предложение. — Она сделала паузу. — Я вот только припоминаю, как вы недавно говорили, что в ООН за всю её историю не было такого слабого генерального секретаря, как сейчас. Это было на посольском приёме три недели назад, помните? Я дудела в ту же дудку, и мы с вами получили за это всё ту же оплеуху всё из того же лагеря.
— Да, я помню. Боже, какие же они все надутые и важные! Но он ведь, впрочем, не на своих ногах стоит. Куда повернут, туда и идёт, если уж быть честным, чёрт бы побрал! А вы к чему клоните?
— Я просто так сказала.
— Вы сказали просто так. Нет уж, договаривайте! Какую вы видите альтернативу?
— Вы имеете в виду альтернативу коллегиальному органу, в котором заседают десятки представителей Ближнего Востока?
Президент молчал.
— Соединённые Штаты, — наконец сказал он. Ли сделала вид, что обдумывает его вариант.
— Я думаю, это хорошая идея, сэр, — сказала она.
— Но тогда мы опять вешаем на свою шею проблемы всего мира. Уже мутит от этого. Вы не находите, Джуд?
— Они и так у нас на шее. Мы единственная сверхдержава. И если хотим оставаться ею, должны и впредь брать на себя ответственность. Кроме того, плохие времена — это хорошие времена для сильных.
— Да ну вас с вашими китайскими поговорками! — сказал президент. — Так просто нам эту роль тоже не отдадут на серебряном блюде. Ещё надо убедить всех, почему именно мы должны возглавить всемирную комиссию по расследованию. Представьте, как это примут в арабском мире? Или в Китае и Корее. Кстати, об Азии: я тут пролистал досье на всех ваших учёных. И мне попался на глаза один явно азиат. Разве мы с вами не говорили о том, что азиаты и арабы должны быть исключены?
— Азиат? Как его зовут?
— Странная фамилия. Что-то вроде Вакавака.
— А, Леон Эневек. А вы хоть читали его биографию?
— Нет, я только мельком глянул.
— Он не азиат. — Ли повысила темп до двенадцати километров в час. — Я тут с большим отрывом самая азиатейшая во всём «Уистлере».
Президент засмеялся.
— Ах, Джуд! Да будь вы хоть с Марса, я бы передал в ваши руки всю полноту власти. Нет, правда, жаль, что вы не приедете посмотреть вместе бейсбол. Мы тут собираемся все у меня на ранчо, если ничто не помешает. Жена маринует рёбрышки.
— В другой раз, сэр, — сердечно сказала Ли.
Они ещё немного поболтали о бейсболе. Ли больше не возвращалась к идее поставить США во главе мирового сообщества. Самое позднее через два дня он будет считать, что это была его идея. Достаточно сделать ему инъекцию.
После разговора она ещё несколько минут бежала по дорожке. Потом села как была — мокрая от пота — к роялю и положила пальцы на клавиши. Сосредоточилась.
Секунду спустя по гостиной разлилась фортепьянная соната Моцарта.
KH-12
Фортепьянная игра Ли терялась, как слабеющий аромат, в коридоре десятого этажа и выливалась из полуоткрытых окон гостиной наружу. Там звуковые волны расходились во все стороны. На островерхой башне замка звук был хоть и слабым, но ещё слышным. Выше он начинал рассеиваться. Через сто метров он смешивался с множеством других звуков, и чем выше от земли, тем тише становились и эти звуки. В километре над землёй ещё были слышны стартующие автомобильные моторы, докучливый шум пропеллерных самолётов и колокола пресвитерианской церкви в Уистлер-Виллидже — обычно оживлённом, а теперь ставшем частью запретной зоны. Стрёкот военных вертолётов, которые сейчас служили главным средством сообщения, слабел лишь на высоте двух тысяч метров.